Неточные совпадения
Аммос Федорович (в сторону).
Вот выкинет штуку, когда в самом деле сделается генералом!
Вот уж кому пристало генеральство, как корове седло! Ну, брат,
нет, до этого еще далека песня. Тут
и почище тебя есть,
а до сих пор еще не генералы.
Хлестаков. Да что? мне
нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое,
а меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко…
Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь
нет. Я потому
и сижу здесь, что у меня
нет ни копейки.
Почтмейстер.
Нет, о петербургском ничего
нет,
а о костромских
и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не читаете писем: есть прекрасные места.
Вот недавно один поручик пишет к приятелю
и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с большим, с большим чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?
Г-жа Простакова. Не умирал!
А разве ему
и умереть нельзя?
Нет, сударыня, это твои вымыслы, чтоб дядюшкою своим нас застращать, чтоб мы дали тебе волю. Дядюшка-де человек умный; он, увидя меня в чужих руках, найдет способ меня выручить.
Вот чему ты рада, сударыня; однако, пожалуй, не очень веселись: дядюшка твой, конечно, не воскресал.
—
А пришли мы к твоей княжеской светлости
вот что объявить: много мы промеж себя убивств чинили, много друг дружке разорений
и наругательств делали,
а все правды у нас
нет. Иди
и володей нами!
— Да, но спириты говорят: теперь мы не знаем, что это за сила, но сила есть,
и вот при каких условиях она действует.
А ученые пускай раскроют, в чем состоит эта сила.
Нет, я не вижу, почему это не может быть новая сила, если она….
— Да
вот я вам скажу, — продолжал помещик. — Сосед купец был у меня. Мы прошлись по хозяйству, по саду. «
Нет, — говорит, — Степан Васильич, всё у вас в порядке идет, но садик в забросе».
А он у меня в порядке. «На мой разум, я бы эту липу срубил. Только в сок надо. Ведь их тысяча лип, из каждой два хороших лубка выйдет.
А нынче лубок в цене,
и струбов бы липовеньких нарубил».
—
Нет, мне
и есть не хочется. Я там поел.
А вот пойду умоюсь.
—
Нет, лучше поедем, — сказал Степан Аркадьич, подходя к долгуше. Он сел, обвернул себе ноги тигровым пледом
и закурил сигару. — Как это ты не куришь! Сигара — это такое не то что удовольствие,
а венец
и признак удовольствия.
Вот это жизнь! Как хорошо!
Вот бы как я желал жить!
—
Нет, я не враг. Я друг разделения труда. Люди, которые делать ничего не могут, должны делать людей,
а остальные — содействовать их просвещению
и счастью.
Вот как я понимаю. Мешать два эти ремесла есть тьма охотников, я не из их числа.
«Это всё само собой, — думали они, —
и интересного
и важного в этом ничего
нет, потому что это всегда было
и будет.
И всегда всё одно
и то же. Об этом нам думать нечего, это готово;
а нам хочется выдумать что-нибудь свое
и новенькое.
Вот мы выдумали в чашку положить малину
и жарить ее на свечке,
а молоко лить фонтаном прямо в рот друг другу. Это весело
и ново,
и ничего не хуже, чем пить из чашек».
— Куда? куда? — воскликнул хозяин, проснувшись
и выпуча на них глаза. —
Нет, государи,
и колеса приказано снять с вашей коляски,
а ваш жеребец, Платон Михайлыч, отсюда теперь за пятнадцать верст.
Нет,
вот вы сегодня переночуйте,
а завтра после раннего обеда
и поезжайте себе.
— Жена — хлопотать! — продолжал Чичиков. — Ну, что ж может какая-нибудь неопытная молодая женщина? Спасибо, что случились добрые люди, которые посоветовали пойти на мировую. Отделался он двумя тысячами да угостительным обедом.
И на обеде, когда все уже развеселились,
и он также,
вот и говорят они ему: «Не стыдно ли тебе так поступить с нами? Ты все бы хотел нас видеть прибранными, да выбритыми, да во фраках.
Нет, ты полюби нас черненькими,
а беленькими нас всякий полюбит».
Как-то в жарком разговоре,
а может быть, несколько
и выпивши, Чичиков назвал другого чиновника поповичем,
а тот, хотя действительно был попович, неизвестно почему обиделся жестоко
и ответил ему тут же сильно
и необыкновенно резко, именно
вот как: «
Нет, врешь, я статский советник,
а не попович,
а вот ты так попович!»
И потом еще прибавил ему в пику для большей досады: «Да
вот, мол, что!» Хотя он отбрил таким образом его кругом, обратив на него им же приданное название,
и хотя выражение «
вот, мол, что!» могло быть сильно, но, недовольный сим, он послал еще на него тайный донос.
Но управляющий сказал: «Где же вы его сыщете? разве у себя в носу?» Но председатель сказал: «
Нет, не в носу,
а в здешнем же уезде, именно: Петр Петрович Самойлов:
вот управитель, какой нужен для мужиков Чичикова!» Многие сильно входили в положение Чичикова,
и трудность переселения такого огромного количества крестьян их чрезвычайно устрашала; стали сильно опасаться, чтобы не произошло даже бунта между таким беспокойным народом, каковы крестьяне Чичикова.
И пишет суд: препроводить тебя из Царевококшайска в тюрьму такого-то города,
а тот суд пишет опять: препроводить тебя в какой-нибудь Весьегонск,
и ты переезжаешь себе из тюрьмы в тюрьму
и говоришь, осматривая новое обиталище: „
Нет,
вот весьегонская тюрьма будет почище: там хоть
и в бабки, так есть место, да
и общества больше!“ Абакум Фыров! ты, брат, что? где, в каких местах шатаешься?
— Направо, — сказал мужик. — Это будет тебе дорога в Маниловку;
а Заманиловки никакой
нет. Она зовется так, то есть ее прозвание Маниловка,
а Заманиловки тут вовсе
нет. Там прямо на горе увидишь дом, каменный, в два этажа, господский дом, в котором, то есть, живет сам господин.
Вот это тебе
и есть Маниловка,
а Заманиловки совсем
нет никакой здесь
и не было.
Параша говорит: „вице-губернаторша“,
а я говорю: „ну
вот, опять приехала дура надоедать“,
и уж хотела сказать, что меня
нет дома…»
—
Нет, вы не так приняли дело: шипучего мы сами поставим, — сказал председатель, — это наша обязанность, наш долг. Вы у нас гость: нам должно угощать. Знаете ли что, господа! Покамест что,
а мы
вот как сделаем: отправимтесь-ка все, так как есть, к полицеймейстеру; он у нас чудотворец: ему стоит только мигнуть, проходя мимо рыбного ряда или погреба, так мы, знаете ли, так закусим! да при этой оказии
и в вистишку.
Губернаторша произнесла несколько ласковым
и лукавым голосом с приятным потряхиванием головы: «
А, Павел Иванович, так
вот как вы!..» В точности не могу передать слов губернаторши, но было сказано что-то исполненное большой любезности, в том духе, в котором изъясняются дамы
и кавалеры в повестях наших светских писателей, охотников описывать гостиные
и похвалиться знанием высшего тона, в духе того, что «неужели овладели так вашим сердцем, что в нем
нет более ни места, ни самого тесного уголка для безжалостно позабытых вами».
Опомнилась, глядит Татьяна:
Медведя
нет; она в сенях;
За дверью крик
и звон стакана,
Как на больших похоронах;
Не видя тут ни капли толку,
Глядит она тихонько в щелку,
И что же видит?.. за столом
Сидят чудовища кругом:
Один в рогах, с собачьей мордой,
Другой с петушьей головой,
Здесь ведьма с козьей бородой,
Тут остов чопорный
и гордый,
Там карла с хвостиком,
а вотПолу-журавль
и полу-кот.
А он не едет; он заране
Писать ко прадедам готов
О скорой встрече;
а Татьяне
И дела
нет (их пол таков);
А он упрям, отстать не хочет,
Еще надеется, хлопочет;
Смелей здорового, больной
Княгине слабою рукой
Он пишет страстное посланье.
Хоть толку мало вообще
Он в письмах видел не вотще;
Но, знать, сердечное страданье
Уже пришло ему невмочь.
Вот вам письмо его точь-в-точь.
—
Нет, я понимаю,
а вот ты не понимаешь
и говоришь глупости, — сказал я сквозь слезы.
—
А вот изволите видеть: насчет мельницы, так мельник уже два раза приходил ко мне отсрочки просить
и Христом-богом божился, что денег у него
нет… да он
и теперь здесь: так не угодно ли вам будет самим с ним поговорить?
— Слушайте!.. еще не то расскажу:
и ксендзы ездят теперь по всей Украйне в таратайках. Да не то беда, что в таратайках,
а то беда, что запрягают уже не коней,
а просто православных христиан. Слушайте! еще не то расскажу: уже говорят, жидовки шьют себе юбки из поповских риз.
Вот какие дела водятся на Украйне, панове!
А вы тут сидите на Запорожье да гуляете, да, видно, татарин такого задал вам страху, что у вас уже ни глаз, ни ушей — ничего
нет,
и вы не слышите, что делается на свете.
— Это пусть,
а все-таки вытащим! — крикнул Разумихин, стукнув кулаком по столу. — Ведь тут что всего обиднее? Ведь не то, что они врут; вранье всегда простить можно; вранье дело милое, потому что к правде ведет.
Нет, то досадно, что врут, да еще собственному вранью поклоняются. Я Порфирия уважаю, но… Ведь что их, например, перво-наперво с толку сбило? Дверь была заперта,
а пришли с дворником — отперта: ну, значит, Кох да Пестряков
и убили!
Вот ведь их логика.
—
Нет, ведь
нет? На, возьми
вот этот, кипарисный. У меня другой остался, медный, Лизаветин. Мы с Лизаветой крестами поменялись, она мне свой крест,
а я ей свой образок дала. Я теперь Лизаветин стану носить,
а этот тебе. Возьми… ведь мой! Ведь мой! — упрашивала она. — Вместе ведь страдать пойдем, вместе
и крест понесем!..
— Ну,
вот и ты! — начала она, запинаясь от радости. — Не сердись на меня, Родя, что я тебя так глупо встречаю, со слезами: это я смеюсь,
а не плачу. Ты думаешь, я плачу?
Нет, это я радуюсь,
а уж у меня глупая привычка такая: слезы текут. Это у меня со смерти твоего отца, от всего плачу. Садись, голубчик, устал, должно быть, вижу. Ах, как ты испачкался.
— Лжешь, ничего не будет! Зови людей! Ты знал, что я болен,
и раздражить меня хотел, до бешенства, чтоб я себя выдал,
вот твоя цель!
Нет, ты фактов подавай! Я все понял! У тебя фактов
нет, у тебя одни только дрянные, ничтожные догадки, заметовские!.. Ты знал мой характер, до исступления меня довести хотел,
а потом
и огорошить вдруг попами да депутатами [Депутаты — здесь: понятые.]… Ты их ждешь?
а? Чего ждешь? Где? Подавай!
Нет,
и это не то: «показание даю,
а вы снимаете» —
вот как!
—
А чего такого? На здоровье! Куда спешить? На свидание, что ли? Все время теперь наше. Я уж часа три тебя жду; раза два заходил, ты спал. К Зосимову два раза наведывался:
нет дома, да
и только! Да ничего, придет!.. По своим делишкам тоже отлучался. Я ведь сегодня переехал, совсем переехал, с дядей. У меня ведь теперь дядя… Ну да к черту, за дело!.. Давай сюда узел, Настенька.
Вот мы сейчас…
А как, брат, себя чувствуешь?
—
Вот ты теперь говоришь
и ораторствуешь,
а скажи ты мне: убьешь ты сам старуху или
нет?
—
Нет, не видал, да
и квартиры такой, отпертой, что-то не заметил…
а вот в четвертом этаже (он уже вполне овладел ловушкой
и торжествовал) — так помню, что чиновник один переезжал из квартиры… напротив Алены Ивановны… помню… это я ясно помню… солдаты диван какой-то выносили
и меня к стене прижали…
а красильщиков —
нет, не помню, чтобы красильщики были… да
и квартиры отпертой нигде, кажется, не было.
Нет-с,
а так, в виде факта, примерчик осмелюсь представить, — так
вот считай я, например, того, другого, третьего за преступника, ну зачем, спрошу, буду я его раньше срока беспокоить, хотя бы я
и улики против него имел-с?
Буду
вот твои сочинения читать, буду про тебя слышать ото всех,
а нет-нет —
и сам зайдешь проведать, чего ж лучше?
—
Нет, вы, я вижу, не верите-с, думаете все, что я вам шуточки невинные подвожу, — подхватил Порфирий, все более
и более веселея
и беспрерывно хихикая от удовольствия
и опять начиная кружить по комнате, — оно, конечно, вы правы-с; у меня
и фигура уж так самим богом устроена, что только комические мысли в других возбуждает; буффон-с; [Буффон — шут (фр. bouffon).] но я вам
вот что скажу
и опять повторю-с, что вы, батюшка, Родион Романович, уж извините меня, старика, человек еще молодой-с, так сказать, первой молодости,
а потому выше всего ум человеческий цените, по примеру всей молодежи.
„
А слышал, говорю, что
вот то
и то, в тот самый вечер
и в том часу, по той лестнице, произошло?“ — „
Нет, говорит, не слыхал“, —
а сам слушает, глаза вытараща,
и побелел он вдруг, ровно мел.
Кудряш. Да что: Ваня! Я знаю, что я Ваня.
А вы идите своей дорогой,
вот и все. Заведи себе сам, да
и гуляй себе с ней,
и никому до тебя дела
нет.
А чужих не трогай! У нас так не водится,
а то парни ноги переломают. Я за свою… да я
и не знаю, что сделаю! Горло перерву!
Кабанов. Да не разлюбил;
а с этакой-то неволи от какой хочешь красавицы жены убежишь! Ты подумай то: какой ни на есть,
а я все-таки мужчина, всю-то жизнь
вот этак жить, как ты видишь, так убежишь
и от жены. Да как знаю я теперича, что недели две никакой грозы надо мной не будет, кандалов этих на ногах
нет, так до жены ли мне?
Кабанов. Ну, да. Она-то всему
и причина.
А я за что погибаю, скажи ты мне на милость? Я
вот зашел к Дикуму, ну, выпили; думал — легче будет;
нет, хуже, Кулигин! Уж что жена против меня сделала! Уж хуже нельзя…
Вот еще какие земли есть! Каких-то, каких-то чудес на свете
нет!
А мы тут сидим, ничего не знаем. Еще хорошо, что добрые люди есть; нет-нет да
и услышишь, что на белом свету делается;
а то бы так дураками
и померли.
Кабанов.
Нет, постой! Уж на что еще хуже этого. Убить ее за это мало.
Вот маменька говорит: ее надо живую в землю закопать, чтоб она казнилась!
А я ее люблю, мне ее жаль пальцем тронуть. Побил немножко, да
и то маменька приказала. Жаль мне смотреть-то на нее, пойми ты это, Кулигин. Маменька ее поедом ест,
а она, как тень какая, ходит, безответная. Только плачет да тает, как воск.
Вот я
и убиваюсь, глядя на нее.
Кнуров. Ничего тут
нет похвального, напротив, это непохвально. Пожалуй, с своей точки зрения, он не глуп: что он такое… кто его знает, кто на него обратит внимание!
А теперь весь город заговорит про него, он влезает в лучшее общество, он позволяет себе приглашать меня на обед, например… Но
вот что глупо: он не подумал или не захотел подумать, как
и чем ему жить с такой женой.
Вот об чем поговорить нам с вами следует.
Карандышев. Я, господа… (Оглядывает комнату.) Где ж они? Уехали?
Вот это учтиво, нечего сказать! Ну, да тем лучше! Однако когда ж они успели?
И вы, пожалуй, уедете!
Нет, уж вы-то с Ларисой Дмитриевной погодите! Обиделись? — понимаю. Ну,
и прекрасно.
И мы останемся в тесном семейном кругу…
А где же Лариса Дмитриевна? (У двери направо.) Тетенька, у вас Лариса Дмитриевна?
Вожеватов (Огудаловой).
Вот жизнь-то, Харита Игнатьевна, позавидуешь! (Карандышеву.) Пожил бы, кажется, хоть денек на вашем месте. Водочки да винца! Нам так нельзя-с, пожалуй разум потеряешь. Вам можно все: вы капиталу не проживете, потому его
нет,
а уж мы такие горькие зародились на свет, у нас дела очень велики, так нам разума-то терять
и нельзя.
Карандышев (у окна).
Вот, изволите видеть, к вам подъехал; четыре иноходца в ряд
и цыган на козлах с кучером. Какую пыль в глаза пускает! Оно, конечно, никому вреда
нет, пусть тешится,
а в сущности-то
и гнусно,
и глупо.
Oгудалова.
Вот наконец до чего дошло: всеобщее бегство! Ах, Лариса!.. Догонять мне ее иль
нет?
Нет, зачем!.. Что бы там ни было, все-таки кругом нее люди…
А здесь, хоть
и бросить, так потеря не велика!
По крайней мере не надутый.
Вот новости! — я пользуюсь минутой,
Свиданьем с вами оживлен,
И говорлив;
а разве
нет времен,
Что я Молчалина глупее? Где он, кстати?
Еще ли не сломил безмолвия печати?
Бывало, песенок где новеньких тетрадь
Увидит, пристает: пожалуйте списать.
А впрочем, он дойдет до степеней известных,
Ведь нынче любят бессловесных.
—
Нет… Они в поле уехали… да я
и не боюсь их…
а вот Павел Петрович… Мне показалось…
—
А я думаю: я
вот лежу здесь под стогом… Узенькое местечко, которое я занимаю, до того крохотно в сравнении с остальным пространством, где меня
нет и где дела до меня
нет;
и часть времени, которую мне удастся прожить, так ничтожна перед вечностию, где меня не было
и не будет…
А в этом атоме, в этой математической точке кровь обращается, мозг работает, чего-то хочет тоже… Что за безобразие! Что за пустяки!